Нет сил молчать: бездействие медиков убивает мою маму. История больной раком пациентки из Слуцка

    фото иллюстративное | depositphotos

Не вижу поводов не публиковать эту статью. Когда человек отчаянно борется за жизнь, а про него забывают, гоняют как собаку, бросают на произвол, смотришь на это и понимаешь: молчать больше нельзя. Уверен, с такими проблемами сталкиваются сотни и сотни людей. Ослабленные, подавленные, далёкие от медицины и просто не знающие, как отстоять свои права, они всецело полагаются на здравоохранение, которое...

Моя мама болеет раком, это рецидив после благополучной ремиссии в 2016 году. В октябре прошлого года (2022) она обнаружила у себя во рту новообразование и обратилась в Слуцкую ЦРБ. Боли на тот момент её не беспокоили.

Маме дали направление на биопсию тканей полости рта, которую взяли в городской стоматологии. Я так понимаю, что взятые клетки должны были «дозреть», поэтому мы спокойно отнеслись к тому, что анализ нужно было ждать три недели. Через месяц пришло заключение, в котором говорилось, что анализ неоднозначный, нужно сделать повторную биопсию. Спустя это время у неё появились боли, которые стали отдавать в ухо.

Она сдала повторную биопсию, но результатов снова не было больше месяца. На этом этапе вмешиваюсь я: иду в городскую стоматологию, объясняю ситуацию и прошу взять пациента на контроль. И после этого маме стали звонить, держать её в курсе. Наконец, мы дождались результатов второго исследования: там говорилось, что опухоль доброкачественная!

На основании этого заключения маме дали направление на удаление этой «доброкачественной» опухоли. Вся семья выдохнула. Естественно, она и сама радовалась, записалась на ближайшую свободную дату (30 декабря) и поехала на операцию. Готова была встретить Новый год в больнице, лишь бы быстрее избавиться от недуга.

Только в РНПЦ онкологии имени Александрова, после дополнительного обследования, врач отказался её оперировать, сказав, что доброкачественная опухоль так себя не ведёт. Там её направили уже на третью биопсию, которую сразу взяли на месте. В конце января пришёл результат, что опухоль всё-таки злокачественная — ей ставят 3-ю стадию рака.

Итого потеряно три месяца. Опухоль росла, боли усиливались, мама начала принимать обезболивающие и снотворные, часто не могла работать. Рак, естественно, всё это время никто не лечил.

Почему нельзя было сразу отнестись к ситуации серьёзно, учитывая, что раньше опухоль была в том же месте? Тем более, что кроме биопсии, рак выявляют ещё дополнительными исследованиями: стандартными анализами, томографией, онкотестами и не только. По общей клинической картине всё было ясно даже не специалистам.

С февраля мама начинает ездить на поддерживающую химиотерапию, туда и обратно на маршрутке. После пары курсов на фоне ослабленного иммунитета она подхватывает коронавирус, «химию» по этой причине приостанавливают (тут всё логично). Пока она лечит ковид в Слуцке, опухоль начинает быстро прогрессировать, сильно раздувается щека.

После лечения «короны» оказывается, что в РНПЦ Александрова нет мест на полный курс лечения. Приходится ждать. Сколько? — никто точно не говорит, может быть месяц или два. Заведующий отделением по телефону вежливо объясняет, что помнит о пациентке: она то вторая в очереди, то первая, уже скоро... Мама тем временем самопроизвольно увеличивает приём обезболивающих, пьёт Найсулид, без которого уже невозможно. Всё это время она ждала звонка от врача, как тонущий спасательного круга.

Так проходит ещё три месяца. В конце мая ей наконец позвонили и сказали, что место появилось. Она возвращается в Боровляны, но там, похоже, медики теперь сами шоке от того, как выросла опухоль и что теперь с этим делать. Где-то в этот период 3-я стадия перетекла в 4-ю. А разве могли быть какие-то другие ожидания на эти полгода?

Этот момент у меня тоже не укладывается в голове, простая математика ответов на вопросы не даёт. Допустим, в отделении 50 койко-мест, а люди на полном курсе лежат в среднем по полтора месяца — значит, и выписываться должны в среднем каждый день. Даже если добавить сюда тех, кто приезжает на короткий курс «поддерживающей химии», всё равно не понятно, как можно месяц быть первой в очереди?

Итак, полностью ослабленного человека кладут в отделение. Анализы крови ужасающие, похудела сильно, говорить уже почти не может, желудок «посажен» обезболивающими, есть ничего не может из-за болей и потому, что еда застревает в ранках во рту.

Ей подбирают лечение, решают не оперировать, а тем временем назначают капельницы и переливание крови, чтобы привести в чувство. Вскоре начинают курс лечения, который должен был длиться полтора месяца: химиотерапия плюс лучевая.

Через пару недель в РНЦП у мамы выявляют аспирационную внутрибольничную пневмонию — это по-простому воспаление лёгких, вызванное вдыханием токсичных веществ. Её выписывают и направляют в Слуцкую ЦРБ на лечение этой пневмонии.

Я несколько раз звоню врачам в РНПЦ и пытаюсь договориться, чтобы её оставили лечить в Боровлянах. Там же есть областная больница с пульмонологией, всё под боком, зачем столь немощного человека отправлять в Слуцк? Мне отвечают, что так положено, пациента отправляют по месту жительства. Не добиваясь ничего, я экстренно выезжаю в РНПЦ.

Там встречаюсь с лечащим врачом и заведующим лор-отделением. Мама просила не ругаться с ними, поэтому общался вежливо, просто поговорил. Мне ответили, что клиническая картина плохая, много времени потеряно, ничего не прогнозируют, но выписать обязаны и не могут направить в Боровляны — не положено. Так по каким причинам много времени потеряно? Или сложно снять трубку, позвонить заву областной больницы и попробовать решить что-то?

На это завотделением ответил: «Главврач в курсе, министр тоже в курсе (ситуации с очередью)». Здесь я попросил только дать гарантию, что после лечения пневмонии мама не будет снова ждать в очереди три месяца — и мне ответили, что место найдут, примут её сразу.

Я забираю маму и еду в Минскую областную клиническую больницу неподалёку. Мне не отказывают в её госпитализации, но говорят, что для получения питания нужно вводить в желудок какую-то трубку, этого аппарата в областной пульмонологии нет, поэтому лучше ехать в Слуцк. К слову, в Слуцке эту «трубку» тоже никто не ставил, справились без неё.

Хотя внутрибольничная пневмония на фоне плохих анализов может быть очень затяжной (назывались сроки до двух месяцев и больше), мама справилась за 2 недели. Здесь ей тоже делали капельницы и переливание, отношение в слуцкой «пульме» мне очень понравилось.

После выписки она позвонила в РНПЦ, там её готовы были принять 15 июня. Крайне обессиленный человек приехал в РНПЦ на маршрутке в назначенный день, а ей говорят: езжайте обратно, у вас нет ПЦР-теста на ковид. А заранее предупредить нельзя было? А в Боровлянах по месту нельзя сделать ПЦР? Отвечают, что без вариантов, нужно только ехать домой и сдавать ПЦР.

Для неё это снова потеря драгоценного времени, изнуряющие дороги, жизнь на обезболивающих и снотворных. И снова без лечения рака. Мама ещё пыталась оправдать сотрудников, что они там 15-го июня День медика отмечали, и вроде какая-то проверка была. Говорила, заняты все, «им там не до меня сегодня было».

Это стало последней каплей моего терпения, и в тот день я написал основную часть этой статьи.

У меня возникло ощущение, что человека вот так можно пинать как собаку туда-сюда, и никто ничего не может с этим сделать? Это совершенно нормальное состояние нашей медицины? И ведь таких людей, простых, скромных, надеющихся на медиков и верящих в своё выздоровление — не одна моя мама, их сотни и тысячи.

С тестом на коронавирус тоже всё не слава Богу: он показывает положительный результат. Хотя никакой ковидной симптоматики у мамы нет, в дополнительных исследованиях ей отказывают и отправляют домой (!) лечить ковид (!), при этом не назначая даже противовирусного (!). Все понимают, что тест мог показать ошибочный результат на фоне ослабленного организма, после перенесённого ранее коронавируса и после пневмонии, но сделать ничего не могут.

Вот здесь мне тоже интересно. Минздрав давно исключил коронавирус из перечня опасных заболеваний, а при госпитализации мы до сих пор ориентируемся только на ПЦР? Или за три года нельзя было в РНПЦ Александрова открыть какой-то бокс для людей с вирусными заболеваниями, подготовить для них какие-то протоколы лечения?

Параллельно в Слуцке мама ещё пыталась получить группу по инвалидности, но это тема для отдельной статьи. При наличии всех справок (их было 10) и выписок, человек должен пройти несколько кабинетов в разные дни, чтобы ей сказали, что окончательное решение будет приниматься МРЭКом в Минске через две недели. Ещё и какие-то справки до 6 июня в Слуцкую ЦРБ надо было подвезти. А как и на что всё это время жить человеку, который уже два месяца нетрудоспособен?

27 июня повторный тест на коронавирус показывает отрицательный результат — и на следующий день мама собирается ехать в РНПЦ. Правда, обещанного койко-места уже не было, поэтому ей предложили платную палату, где она лежит до сих пор.

На этот раз ей решают не продолжать начатый в мае полуторамесячный курс, отказывают в проведении химиотерапии и оставляют только 7-дневный курс лучевой, после которого должны выписать домой. Говорят, потом месяц нужно будет «наблюдать динамику». В заключении пишут, что «лекарственное лечение несёт большой риск осложнений». Простите, какие осложнения могут напугать человека в такой ситуации? А кто должен наблюдать динамику, если в Слуцке больше года нет онколога? А как питаться дома, как поддерживать нормальное состояние крови, как обезболивать?

Здесь тоже интересно. Через два дня после очередной госпитализации в РНПЦ Александрова звонит мама и просит привезти ей Найсулид. Говорит, в отделении дают одну таблетку в сутки, которой не хватает. Там что, обезболить нормально не могут? Или вообще интересуются состоянием пациента?

На три выходных дня, с 1 по 3 июля, быстрый курс лучевой терапии прервали по причине того, что у всех врачей выходные. Веская причина.

Вчера, 5 июля, мы снова навещали маму. Прямо при мне состоялся разговор с лечащим врачом: соседка по двухместной платной палате попросила выделить маме медсестру для доставки на физиопроцедуры. По словам соседки, мама сама не может пройти 100 метров в другой корпус, вчера упала, поэтому ей нужна медсестра с коляской. В ответ на это медик при мне сказала, что физиопроцедуры не являются обязательными, медсестра не может на всех разорваться, поэтому такое поручение она дать не может.

Может с точки зрения медицины процедуры и не обязательны, но по банальной этике и психологии — это лишает человека законных прав, это равносильно его причислению к разряду второсортных, к списанному материалу. В ситуации крайней немощности и подавленности даже маленькое лишение возможности делать что-то наравне с другими сильно угнетает человека.

К слову, в последние недели она может только пить сырые перепелиные яйца и изредка ест детские мясные пюре. Мы кратко общаемся, потому что говорить ей тяжело и говорит она неразборчиво, но я так понял, что её питанием никто уже не интересуется, пустили всё на самотёк. Хотя в медицине есть уйма средств, чтобы доставить в организм необходимые питательные вещества.

И теперь что, завтра её должны выписать домой, чтобы «наблюдать динамику»? Так это в октябре прошлого года нужно было наблюдать, а теперь нужно сделать всё, что только возможно.

Знаете, я не верю в чудеса, но до последнего верю в людей. Верю, что можно было полгода назад начать принимать меры, можно было сразу взять сложного пациента на личный контроль и не допустить такого быстрого течения. Вне больниц можно иногда позванивать сложным пациентам, спрашивать их состояние, направлять на дополнительные обследования. Верю, что для экстренных случаев есть рабочие алгоритмы и всегда можно найти свободные места. Кого-то же все эти три месяца клали в отделение и выписывали оттуда, пока мама была «второй» и «первой» в очереди? Я верю, что можно было вылечить пневмонию и в Боровлянах, для этого достаточно было одного звонка. Можно было проявить инициативу, подключить начальство и назначить повторные исследования на ковид. Верю, что на данном этапе можно собрать консилиум по тяжёлым пациентам, выработать для них решения, попытаться максимально улучшить и продлить жизнь людям, а не просто выбрасывать за забор.

Я хочу нормального человеческого отношения, я хочу видеть, что медик делает всё для спасения пациента, а не просто разводит руками и говорит, что «мы потеряли много времени». Кто конкретно потерял? Пускай хоть теперь пошевелится.

Владислав Слуцкий
Slutsk-Gorod.by